• Casino онлайн
• Онлайн автоматы в белоруссии на деньги

Альфа-Банк в Беларуси Минск

«Журналисты поговорили с известным ополченцем сербского происхождения Деяном Беричем, который поговорил о трагедии Сербии и войне на Донбассе, поведя параллели между Югославией и Украиной. Во-первых, противник нарастил обстрелы по всей линии фронта, что в ДНР что у нас в ЛНР. Подключается что-то тяжелое, грохот вдалеке слышен всем окрестным населенным пунктам.» Сообщение от местной жительницы: «Петровский район. Люди поговаривают о возможном прорыве, а некоторые уже начали спускаться в подвалы, чтобы чего не приключилось. Мы все ждем, когда же, наконец, ополчение пойдет в атаку и изгонит оккупантов с нашей земли. Мы готовы претерпеть бои и наступление, лишь бы избавиться от украинской угрозы и жить в мире и тишине». Видео от журналистов. Больше всего на линии страдает Зайцево, там долбят минометы, попадает по многострадальной школе. Такого мощного артналета не было со времен прошлогодних январских боев. Горловка, продолжаются бои по северному фронту и на Балках.

Онлайн казиноинтернет казино, казино.

С Новомарьинки по конному двору (рядом с Трудовскими) укронацисты произвели обстрел из «Василька». Марьинка-Трудовские: обстрел позиций ВСН продолжается, также ЗУ, САУ, БМП. Также Даян сказал, что США начали войну на Украине, потому что им не нужна сильная Россия.» . Пока что в ДНР обстрелов больше, но у нас тоже не скучно.

Пока конечно противник не идет в «разведку боем», но и этого можно ожидать. За эти сутки, например, у нас по фронту, по данным, что я собрал, 6 раненых. Часто встречаю панические сообщения что в укропостане, что у нас. Во-первых хочу разметить инфу, что страдают одинаково и укровойска и военнослужащие Республик, и «военторг» обоих сторон, и, к сожалению, мирные жители . Самые большие проблемы у тех подразделений которые попали на перепад с морозов на сырость и на перепад с сырости обратно на морозы. У противника минус снайпер, и особенно «активный» гранатометчик, и несколько раненых (не посчитали). Остальные подразделения в основном болеют простудными. Меньше всего конечно пострадали артиллерийские подразделения, они не на фронте, а на полигонах или в казармах.

У укров, понятно, болеют ВСУшники и нацики, но это пушечное мясо, самый большой удар как и ожидалось пришёлся по ЭЛИТЕ! Как уже всем известно после начала операции ВКС в Сирии , многие боевики оттуда перекачивали в Новороссию, а после начала конфликта с турками, турки тоже сюда прибывают. Только сейчас возникла проблема, если наемники с севера (скандинавы, прибалты и поляки) нормально переносят морозы и практически не болеют, то южане — арабы, турки и даже крымские татары, не привыкшие к такому климату и погодным условиям, заболевают один за другим. Самая большая смертность именно среди этих наемников. Вот поэтому хочу заметить что это намного более радостные вести чем смерти ВСУшников.

Казино онлайн в беларуси на деньги

И у нас есть смертность , но хочу заметить что «катастрофы» сейчас не какой нету, но тенденция довольно отрицательная. На оккупированной противником территории попросту нет лекарств, которые в основном шли с РФ , а сейчас им путь закрыли. Поэтому завязывайте уже народ то грабить, у вас достаточно денег на нормальную жизнь, не выживание! В ЛДНР лекарства есть, но мало (если бы кое-кто не воровал было бы больше), и они довольно дорого стоят, особенно для старенькой бабушки, у которой пенсия 2000 р, или даже 3000-3500, или для бюджетника, которому как бы семью прокормить. Министры и замы, дорогие наши, займитесь ценовой политикой аптек, хватит в втридорога продавать лекарства. Все, что мы знаем о женщине, лучше всего вмещается в слово «милосердие». Я ее уже знала…После войны, когда родила снова мальчика, молила бога, чтобы я его успела вырастить, чтобы он меня своими ручками обнял и узнал, что я его мать. Несколько строк из письма, которое пришло из Киева от бывшей партизанки Елены Федоровны Ковалевской:«Мы уходили в один день все трое: отец, мой муж и я, а брат уже воевал. Помню, что вынесла цветы з своей комнаты и попросила соседей:– Поливайте, пожалуйста. В тот же вечер я получила повестку на мобилизацию в армию, так как состояла как медработник на военном учете. Такая грязь, что не всегда молоковоз или почтовая машина пройдет». Нас не к винтовкам, а к котлам приставили, к корытам. Потом золу эту берем и в котлы вместо мыла, а белье грязное, вшивое…»Труднее всего было выдержать в первые дни, недели, месяцы на фронте, когда чувства и ощущения у человека остались еще прежние, из мирной жизни: еще страшно то, что страшно, еще ненормально то, что нормально. Не было ни плащ-палатки, ничего, его положили в гимнастерке, галифе, как он был, и все это еще новое, он, видно, недавно прибыл. За обстрелом нчалась бомбежка, и бомба попала в ящик со снарядами, эти снаряды рвались во все стороны… Мария Терентьевна Дрейчук, старший сержант, санинструктор в батальоне морской пехоты:«Увидела первого убитого, наклонилась, поняла, что убитый, и стала плакать. Бой тяжелый, раненых много, а рота прорвалась и быстро ушла вперед. У одного нога висела на штанине, а он кричит: „Перевяжи ногу!

Есть и другие слова – сестра, жена, друг и самое высокое – мать. Такая я была больная от войны…»Партизанка Вера Иосифовна Одинец:«И такая ненависть, и такая ненависть. Мама оставалась только с коровой…С войны вернулась я одна. О первых днях войны рассказывает Анна Семеновна Дубровина-Чекунова, гвардии старший лейтенант, летчик четвертого гвардейского Новгородского бомбардировочного авиаполка:«У меня была специальность, нужная фронту. Почтовая, как выяснилось, уехала с утра, а молоковоз может довезти только до соседней деревни, где находится центр колхозной усадьбы. Девочки все моего возраста, до этого родители нас любили, баловали. Выдержать надо было не кому-нибудь, а девочке, которую до войны мать еще баловала, жалела, считая ребенком. Я представила, что будут хоронить с почестями, а его берут и тащат к орешнику. Бег гроба, без ничего зарывают в землю, прямо так и засыпали. Меня оставили в яме, большая яма от бомбы с тяжелыми ранеными. “ Отрезала штанину, он просит: „Сестричка, положи мне ногу! Но разве не присутствует в их содержании и милосердие как суть, как назначение, как конечный смысл? Мы с мамой запрягли корову и поехали в лес за дровами…»Из рассказа гомельской подпольщицы Софьи Васильевны Осиповой-Выгонной:«Только я окончила институт. На десятый день войны родила…Мать нашу парализовало сразу, когда она увидела, что фашисты здесь. Оттуда еще четыре километра – то уже как придется: или пешком, или на коне, если кто будет, подвезут. Этой девочке – ленинградка Софья Константиновна Дубнякова назовет ее «чертовой тургеневской барышней», вложив в это сравнение все противоречие между женским естеством и тем, что пришлось делать, пережить, увидеть на войне женщине, – надо было стать другим человеком, с другими эмоциями, другим слухом, зрением. ..“»А вот что запомнила врач Минской республиканской стоматологической поликлиники Мария Селивестровна Божок, в войну медсестра:«Самое невыносимое для меня были ампутации…   Женщина дает жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь – синонимы. Без меня погиб, но по моей вине, я в партизанах была. Еду домой с чемоданом, а навстречу мне мужчины-новобранцы идут на войну. Другая гомельская подпольщица Ольга Андреевна Емельянова вспоминала:«Война, а я беременная. А я думаю: нет, как это я уйду куда-то со своего родного места? Мне повезло – лесник ехал в Перевоз по своим делам, весело подкатил под самый дом: «Э-э, Любчик, что-то воевал ты, воевал, а корреспонденты до твоей жинки едут…»Затопили вместе с Любовью Ивановной печь, начистили и сварили картошки. Софья Константиновна Дубнякова, старший сержант, санинструктор:«Самые тяжелые ранения, сказали нам, в голову и в живот. Часто такие высокие ампутации делали, что отрежут ногу, и я ее еле держу, еле несу, чтобы положить в таз.  

На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Решаю, что если мужчин будет мало, то и я пойду…Придя домой, увидела плачущую мать и расстроенного отца. В эту же ночь фашистские самолеты бомбили город, бомбы падали на спящих жителей. И если бомбежка, обстрел, мы старались прятать живот и голову. Затем второго, третьего…»А Ольгу Васильевну Корж, санинструктора кавалерийского эскадрона, поразило то, что уже не поражало других, – убитый человек Семнадцатилетняя девочка запомнила его на всю жизнь:«На войне я думала: никогда ничего не забуду. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. Мать обняла меня, поцеловала и сказала: „Как хорошо, что ты пришла, будем вместе! А утром я запомнила, что природа находилась в полном контрасте с тем, что переживали люди. Где-то возле разбитой машины подобрали подушку от сиденья и ею прикрывались. Представляете, торит кость, осколочное ранение, все вывернуто.

«Не женская это доля – убивать», – скажет одна из героинь этой книги, вместив сюда весь ужас и всю жестокую необходимость случившегося. Голову прятали в колени…Я до сих пор помню своего первого раненого. Я знала теоретически, что делать, но когда я к нему подползла и вот это увидела, мне стало плохо, меня затошнило. Другая распишется на стенах поверженного рейхстага: «Я, Софья Кунцевич, пришла в Берлин, чтобы убить войну». И вдруг слышу: „Сестричка, попей водички…“ Это мне это раненый говорит. Как он это сказал, я опомнилась: „Ах, – думаю, чертова тургеневская барышня! То была величайшая жертва, принесенная ими на алтарь Победы. Раненый человек погибает, а ее, нежное создание, затошнило…“ Я развернула индивидуальный пакет, закрыла им рану, и мне стало легче, и оказала, как надо, помощь. Разве мы могли вытащить раненого вот такие., Не очень-то в юбочке наползаешь, когда одни мужчины вокруг. Через несколько минут до меня что-то доходит, я чувствую на плече санитарную сумку.

Игровые автоматы в Беларуси статистика, клубы, компании.

И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами мирной жизни постигаем. А по правде сказать, юбки нам в конце войны только выдали, как нарядные. В одном из писем Николая Рериха, написанном в мае-июне 1945 года и хранящемся в фонде Славянского антифашистского комитета в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, есть такое место: «Оксфордский словарь узаконил некоторые русские слова, принятые теперь в мире: например, слово добавить еще одно слово – непереводимое, многозначительное русское слово „подвиг“. Тогда же мы получили и трикотаж нижний вместо мужского белья. Гимнастерки расстегивали, чтобы видно было…»Из воспоминаний минчанки Анны Ивановны Беляй, ветерана сорок восьмой армии:«Бомбежка. Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения…» Если когда-нибудь в языки мира войдет русское слово «подвиг», в том будет доля и свершенного в годы войны советской женщиной, державшей на своих плечах тыл, сохранившей детишек и защищавшей страну вместе с мужчинами.…Четыре мучительных года я иду обожженными километрами чужой боли и памяти. Записаны сотни рассказов женщин-фронтовичек: медиков, связисток, саперов, летчиц, снайперов, стрелков, зенитчиц, политработников, кавалеристов, танкистов, десантниц, матросов, регулировщиц, шоферов, рядовых полевых банно-прачечных отрядов, поваров, пекарей, собраны свидетельства партизанок и подпольщиц. Были среди девушек и комсорги танкового батальона, и механики-водители тяжелых танков, а в пехоте – командиры пулеметной роты, автоматчики, хотя в языке нашем у слов «танкист», «пехотинец», «автоматчик» нет женского рода, потому что эту работу еще никогда не делала женщина. – Посмотри, что делают с нашими людьми…“Выведут молодых мужчин с хаты и возле порогов расстреляют. «Едва ли найдется хоть одна военная специальность, с которой не справились бы наши отважные женщины так же хорошо, как их братья, мужья, отцы», – писал маршал Советского Союза А. Только по мобилизации Ленинского комсомола в армию было направлено около 500 тысяч девушек, из них 200 тысяч комсомолок. Семьдесят процентов всех девушек, посланных комсомолом, находились в действующей армии. Всего за годы войны в различных родах войск на фронте служило свыше 800 тысяч женщин…Всенародным стало партизанское движение. У нее как раз было с собой удостоверение участника Великой Отечественной войны, и она подошла к кассе, показала его.

«Только в Белоруссии в партизанских отрядах находилось около 60 тысяч мужественных советских патриоток». А за ними судьбы, целые жизни, перевернутые, искореженные войной: потеря близких, утраченное здоровье, женское одиночество, невыносимая память военных лет. А какая-то девчонка, лет четырнадцати, наверное, говорит: „Разве вы, женщины, воевали? Открылась дверь в палату, доктор с порога (дальше и пройти нельзя было, матрацы вплотную лежали) говорит: „Иванова, плазмодий в крови“. Она не знала, что для меня страха большего не было, чем этот плазмодий, с того раза, как я о нем в учебнике еще в шестом классе прочитала. С первых дней, как пришли немцы, мы старались в лесу каждый патрон подобрать. Каждый четвертый на белорусской земле был сожжен или убит фашистами. Об этом мы знаем меньше.«Когда бы мы ни родились, но мы все родились в сорок первом», – написала мне в письме зенитчица Клара Семеновна Тихонович. Внучке стала рассказывать, а невестка меня одернула: зачем девочке такое знать? Интересно было бы знать, за какие такие подвиги вам эти удостоверения дали? Всю ночь не останавливались, а с рассветом вышли на работу. Семь метров отвесная стена и три с половиной метра вглубь. А тут репродуктор заиграл: „Вставай, страна огромная…“ Впервые я тогда услышала эту песню. Вы можете понять, что это такое, не на земле у костра, не в плащ-палатке под деревом, а в госпитале, в тепле, в кровати. Говорят, сестры будили и кормили меня, а я не помню. Изо дня в день недосыпать приходилось, и наступал такой момент, когда владеть собой человек уже не мог?